Заметки очевидца

«А ты кого больше любишь?»

В общественном транспорте иногда очень интересно наблюдать, как проявляются путешественник и его ход, шествие.

В социальной жизни есть фразы, которые произносятся разными людьми, в разных обстоятельствах, блеснут то тут, то там. В этот раз я услышала вопрос из такой серии. С соседнего сиденья слышу: «Ты кого больше любишь: маму или папу?» Взрослая, но молодая женщина спрашивает семилетнего мальчика. Он сидит у нее на коленях, на улице тьма, в стекле окна отражается, как его лицо залило полным недоумением, дошедшим до откровенного ступора, от прозвучавшего в его правое ухо вопроса. Он какое-то время еще молча смотрел удивленными карими глазами в окно маршрутки, явно потеряв способность распознавать мелькающие виды за окном. Вопрос прозвучал приговором. Ответить честно, выбрать одного — значит в собственной душе предать другого. Кого? Как? Как это пережить потом? Но отказаться от честного ответа доверчивой детской душе даже не приходит в голову. Преодолевая сопротивление полному нежеланию отвечать, ощущая тяжесть повисшего в воздухе вопроса и бетонной глыбы, которая вот-вот упадет на его душу безмерным чувством вины, как только он скажет одно (любое из предложенных двух) слово, он, растягивая момент, понижая голос, протянул: «Ммнуууууу… мааму». Его взгляд тухнет, лицо опускается, спина сутулится. И это в присутствии чужих, больших, взрослых свидетелей. И не успевает он до конца пережить боль возможно содеянного предательства (как, вероятно, он это воспринимает), тут же на него обрушивается следующий вопрос: «А папу — нет?!» С логической точки зрения этот вопрос как-то совершенно непоследователен и опровергает первый. И он это чувствует, но ведь взрослые умнее, они-то лучше знают, что делают и о чем спрашивают. Но этот вопрос может облегчить ему предыдущие переживания, возможно, сняв чувство вины к отцу. И ребенок, чей голос пошел на повышение, отвечает: «…И папу тоже». Но… не помогло. Он вздохнул, плечики приподнялись и снова тяжело упали. Взгляд тоже ниже горизонта. Так он и ехал еще минут пять, ничего не видя за окном.

И вот в то же ухо женщина, державшая его, говорит: «Ну вот, подъезжаем, папа уже ждет тебя на остановке, встречает», в ответ на что « Урраааа!» звучит на всю маршрутку с невероятным восторгом, подпрыгиванием и вплескиванием рук. И уже невозможно было его остановить, дождаться оплаты за проезд, потому как все его существо всем телом и возгласом «Папа! Папа!..» несло (сносив всех стоящих) на улицу в объятья встречающего папы. Он ожил и просиял душой. И где та боль? Где вина? Теперь уже в памяти, с пометкой «предательство». Получил опыт. Повторит ли он его когда-нибудь, с кем-то другим? Или наложит печать? Воспоминания далеко не уходят. С ними как-то нужно обходится.

А для нее это — просто «забавный» вопрос с легким подвохом…

Смерть голубя

Я иду по бордюру позади пожилой, согнутой и хромой пары. Меня завораживает то, что они очень гармонично смотрятся в своей старой согнутости и хромоногости … «Ммм, замечательные клячи», — думаю я. Эта пара не спеша шагает в ногу. Куда-то…

Позади них совсем иначе шагает пятилетний любопытный первооткрыватель. Бодро, «в поисках приключений», он озирается вокруг. К сожалению, с возрастом он стал сталкиваться с тем, что бывают такие моменты жизни, когда «мир не может ничего нового предложить», и это для него пока еще очень странно. Но следующий момент его жизни совсем иной. Пока бабушка с дедушкой идут впереди, а внук «ловит мух», в жизни происходит еще кое-что. Как раз об это «кое-что» он и спотыкается. Так «оно» попадает в его жизнь… возможно, впервые. Он смотрит вниз и видит мертвое тело сбитого голубя. В общем-то, для многих взрослых ничем не примечательная картина, на которую они научились не обращать большого внимания. Сначала на голубей, потом на кошек… порой на людей. Но в жизни Этого человека Такое, очевидно, впервые. Конечно же, он не смог пройти мимо. Остановился, наклонился. Пока старшее поколение уходило все дальше. Перед ним картина неизменна — голубь уже не оживет. Но как быстро сменялось что-то в его душе, на его лице за эти несколько минут. Сначала его заворожила эта картина, потом он опомнился и оглянулся на бабушку с дедушкой: «Бабушка, смотри!» Но слов для названия этому он не нашел, а просто указал пальцем, на что смотреть. Никто не обернулся. Он сел на корточки и стал внимательно рассматривать. Ему любопытно. Непонятно. И становится тревожно. Он начинает понимать, Что Это. И что, точнее кто, за этим стоит. Его лицо вытягивается, спина выпрямляется и рождается вопрос: «Как такое возможно?» Наступает ступор. Взгляд ушел в сторону. Потом снова на голубя: «Бабушка, он же… он… Ой!» — поникшим голосом. Итак, семена упали: пронеслась боль, сочувствие, желание согреть, милосердие. Он медленно, аккуратно протянул руку, чтобы дотронутся… «Тьфу! Не подходи к нему! А ну отойди оттуда! Иди сюда!» — прозвучало гневно и брезгливо. Он дернулся, отскочил, встал, отер руку так, как будто в чем-то испачкался. «Иди сюда быстро, сказано тебе!» — это бабушка. А ведь она так сердечно только что шла в унисон с дедушкой. Неужели встреча со смертью может так исказить даже «прожившую жизнь»? И с чем, интересно, от этой (возможно — первой) встречи со смертью ушел недавно вступивший в жизнь пятилетний ребенок?

Баева Светлана — психолог, слушатель МИЭК (г. Ростов-на-Дону). (Данные об авторе-на момент выхода статьи)

Опубликовано в журнале «Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия», №20, 2012.