К вопросу о запросах на консультирование и терапию

Любая психологическая консультация или терапевтическая группа начинается с прояснения запроса. То, с чем человек обратился за помощью к психологу, определяет ход дальнейшей работы. Во многих «технологичных» направлениях это означает применение той или иной практики, того или метода или программы. В «нетехнологичных» за­прос определяет некую область, направление, вектор, лейтмотив, к которому психолог или клиент с определенной периодичностью будут возвращаться как к измерительному прибору («Что мы сделали?»).

Тема запроса является не столь однозначной.

Запрос по существу является вопросом, заданным через другого человека самому себе. Известно, что человек «дорастает» до вопросов. И когда он задается вопросом, значит, где-то в его сознании уже появился ответ, который надо высветлить. Мы «узнаем» ответы на наши вопросы в окружающем мире. «Узнаем», когда что-то услышим или что-то прочтем. Маленький человечек, когда он дорастает до вопросов, все спрашивает: «Почему?» И это значит, что ему интересно, что он растет…

Поэтому, когда во взрослом возрасте человек задается вопросом «почему», — это значит, что он тоже растет. Поначалу вопросы ставятся себе или своим близким. Ответы черпаются из разных книг, возможных просветительных лекций, образовательных курсов. Кто-то что-то услышал, подсказал, посоветовал. Кто-то нашел для себя астрологию. Кто-то сходил к бабке. А кто-то пошел в церковь. Во­просы являются индикатором того, что происходит что-то «не такое»… Не то, что ожидал от жизни, чему учили или что хотел бы получить. Вопросы обнаруживают, что не хотелось бы принимать ограничений: ни ограничений отпущенного срока жизни, ни ограничений болезнями, ни ограничений близкими, браком, в общем, никаких. Вопросы ищут основания этих ограничений, и в этих основаниях — ответы по преодолению.

Но любая система взглядов — будь то научная или религиозная, — существует независимо от отдельно взятого человека.

Формулировка запроса в консультировании есть еще и начало диалога. Диалог — это не просто форма речи двух или более людей. В общем смысле так, наверное, и есть. Но в специфическом терапевтическом понимании диалог — это возможность услышать Другого. Это особый настрой на Другого у каждого из беседующих. У М. Бубера в книге «Я и Ты» рассматриваются два вида отношений Я-Ты и Я-Оно. Я-Ты — состояние внимания и сопричастности ко всему, что мы находим для себя «живым». Оно не требует объяснения, не требует описания, оно есть как таковое, оно присутствует целиком и не имеет возможности разложиться на части. Соприкосновение двух субъектностей и есть диалог.

Обычное же состояние нашего отношения к миру — это отношение Я-Оно. Так называемое «объективное отношение». Особенность его в том, что у нас есть заранее заданная схема нашего восприятия, наших действий, наших слов и способов понимания. В этом случае нам никакой «обратной связи» и не требуется. У кого-то мы интересуемся здоровьем, кому-то даем совет, кому-то посетовали на тяжелую жизненную ситуацию, поплакали над вечерним сериалом и т.д. День прошел, другой… Правильно сложенная жизнь — жизнь по определенному плану. И если возникает какая-то помеха, «авария», останавливаемся и «ремонтируемся» тоже по определенному плану. Объективные отношения придают определенность, и вместе с ней — стабильность, уверенность в завтрашнем дне, в себе (таком привычном, опытном), сохранность. Но делают человека изнутри таким же непластичным, однозначным.

Консультанты нередко встречаются с таким явлением, как монотонность высказываний клиента. В этом случае клиент пересказывает ситуацию, в которой очень трудно угадать смысл, значение и отношение к этой ситуации рассказчика. Вопрос, направленный на возможное раскрытие, прояснение встречается с готовым ответом или отказом что-либо думать по этому поводу. В этом случае формально заданным запросом клиент подразумевает формальный подход консультанта, что, в сущности, абсурдно. Такая точка зрения выражает монополию «объектности». Психика, сознание для человека тоже является объектом, по отношению к которому следует произвести некоторую манипуляцию, и эту манипуляцию (по мнению того же клиента) должен совершать психолог.

Вот здесь мы и можем обнаружить исходный момент работы с запросом. КТО запрашивает? КОМУ нужно, чтобы произошли изменения? Конфликт бывает между двумя ролями, между двумя образами себя, и эти роли есть, конечно, объекты, но отношение между ними уже живое, оно уже будет источником субъектной (Я-Ты) активности, с которой консультант начинает вести диалог.

Случается счастье — поймать такой момент, когда у человека вдруг меняется интонация. Меняется особым образом, он начинает говорить чуть медленнее или быстрее, чуть менее или более связно, другим тоном — выше или ниже, и так, что можно понять, что это уже — внутренний голос.

Запрашивание отчасти становится процессом, по крайней мере в той части, где обозначается запрос как направление работы и человек как субъект, как источник работы. Запрашивание начинает запускать процесс. Казалось бы, далее консультация (или назовем это — терапия, что, собственно, так же двусмысленно) может течь свободно в любую сторону. Но именно точка прорыва, в которой появляется запрос, в которой появляется это новое Я — придерживает неопределенность движения.

Запрос не случаен. Запрос — это потенциал, это новая возможность, которую человек узрел для себя. Это может быть мечта, желание, стремление, цель. Чаще всего запросы — по крайней мере, изначально — звучат как стремление от чего-то избавиться, привести что-то в «норму», — то ли это страхи, то ли подавленное состояние, то ли страдание. И создается такое впечатление, что человек хочет уйти в прошлое или будущее — в иное пространство, нежели пространство собственной «сейчас»-жизни. Запрос — это стремление выйти «за пределы» и стать (на новой почве под ногами) «иным». Если есть стремление, значит, где-то есть и возможность. Запрос может помочь обозначить эту возможность — как ту, которая есть не в будущем, но в настоящем. Запрос, таким образом, становится способным преобразовывать настоящее.

Что же становится основой для преобразования, той точкой опоры, с помощью которой можно перевернуть мир? Только диалог, живое слово. Отношение Я-Ты всегда трансцендентно, пишет М. Бубер, оно всегда подразумевает отношение с кем-то более значимым, более высоким. Оно-то и осуществляться может благодаря этому Субъекту.

К сожалению, далеко не всегда человек может отчетливо сформулировать причину своего обращения к психологу. Особенно в случае работы в психологических группах. Чаще всего мы сталкиваемся с тем, что человек не хочет видеть своих трудностей или считает, что сам он достаточно здоровый, сильный и здравомыслящий, чтобы прожить жизнь самостоятельно. Прожить жизнь зачастую означает следовать определенно заданному плану, быть как все, по возможности делая обстоятельства пригодными для этого. Можно сказать, что в связи с этим явлением возникло понятие «слабомотивированный клиент».

Таким образом, для того чтобы задать себе вопрос, нужно определенное пространство внутри — для того, чтобы этот вопрос мог прозвучать и быть услышанным. Психологическая работа требует определенного настроя, состояния души. Тот, кто сталкивается с этим впервые, отмечает у себя головные боли или другие соматические проявления. Как правило, это проходит вместе с обнаружением у себя конфликтных образований.

Психологи уже давно признали необходимость предварительной просветительской работы. Появились три пути работы с людьми, которым не слишком близко психологическое пространство.

Первый (и наиболее распространенный сейчас) путь — создание «ярких» модных психологических групп типа «тренинга соблазнения», «игры в мафию», «групп общения» и т.д. Для примера — в начале 90‑х годов мой однокурсник рассказывал о повальном увлечении «холотропом» среди питерской интеллигенции. «Как, — Вы еще не дышали?» — спрашивала дама у своей приятельницы. — «Обязательно это пройдите». Большинство из них имеет реальный потенциал продвинуть человека к «запросу», однако, к сожалению, они заигрываются сами в себе и создают очередной тупик для движения. Везде, где работает «программа», жизнь становится механической.

Второй путь — через телесно ориентированные традиционные и нетрадиционные практики, например через йогу. Это неудивительно. Человек, который начинает заниматься собой, обнаруживает и определенный настрой, и определенное пространство психологической работы. И в этом случае — как говорил падающий сверху кирпич — лишь бы человек оказался хороший. Мне доводилось беседовать с человеком, преподающим йогу. Он много говорил об эмоциях и потребностях, о фрейдовских механизмах защиты, возможно, о чем-то еще, но так и не ответил, где истоки той традиции, которой он обучает людей. Хотя я знаю и другие примеры, в которых традиционное духовное учение и психологическая работа разводятся, одно может удачно дополнять другое. К этому пути относятся также и разные эзотерические школы, курсы оздоровительного характера, использующие различные практики. Аффирмации, самонастрои, различные энергетические игры зачастую создают иллюзию работы с собой и закрывают человеку психологическое пространство, так сказать «обесчеловечивают» его. Вообще, соотношение духовных практик и психологии — вопрос чрезвычайно сложный.

Наконец, третий путь — это группы, в которых формируется пространство для проявления человеком самого себя. Это могут быть различные группы, которые собираются по интересам: театральные студии, клубы книголюбов, общества любителей кино либо открытые лектории на психологическую тему. В любом случае здесь важно, чтобы человек имел возможность высказываться открыто. На самом деле, у нас очень мало мест, где мы выступаем не в какой-либо социальной роли, а сами по себе. Конечно, есть друзья, но, жалея их чувства, мы не будем обсуждать с ними вопрос о страхе смерти, не будем делиться чувством одиночества, непонимания. И к психологу с этим не пойдешь: вроде как не сильно беспокоит. Ведь не бежим же мы к врачу делать кучу анализов за кучу денег, если чувствуем легкое недомогание. А ждем, когда придет настоящая болезнь. А тогда бывает и поздно… Как участие в этих группах связано с запросом? Свободное самопроявление дает возможность человеку услышать себя. Услышав себя, он начинает различать собственный «язык». Он не просто говорит о своих проблемах, о которых он знает с чьих-то слов (как «венец безбрачия»), он узнает особенности своего миропонимания.

Таким, например, является опыт проекта «Психологическое кино». «О чем этот фильм для Вас?» — центральный вопрос обсуждения. В некоторых случаях зритель сразу и не скажет — о чем именно для него. Приученные со школьной скамьи пытаться дать объективную оценку, люди так же оценивают фильм, как будто смотря на него со стороны. Предлагается характеристика персонажа, умная оценка его состояния, его мотивов, отношений.

«Какие кадры больше всего впечатлили?», «На что это похоже из вашей жизни?», «Чем именно для Вас ценен этот фильм?» — вопросы, которые заставляют задуматься. Особенно впечатляющими являются фильмы, способные «включать» внутренний диалог зрителя. В этом случае человек смотрит фильм о себе. В первую очередь я имею в виду фильмы Тарковского. Тяжело воспринимаемые, они, тем не менее, оставляют после себя своеобразный след. В течение длительного времени после просмотра их кадры всплывают в памяти, ассоциируясь с какими-то событиями в жизни. Более того, сами события начинают восприниматься как-то иначе. Бывает очень интересно, когда обсуждение фильма переходит в совсем иное русло — появляются темы, которые в фильме не затрагивались. Однако — неслучайно — они возникают именно сейчас.

Очень важно оставлять атмосферу обсуждения достаточно свободной, не давать углубляться процессу анализа переживаний отдельного участника, хоть ведущий и будет «потирать руки» от возможности поработать. Эмоциональное воздействие фильма, особенно в устоявшейся группе, провоцирует выражение глубоких переживаний, однако у нас не бывает времени, чтобы дойти до ресурса. Работа в такой группе направлена на формирование самого пространства, самого языка общения с собой. Трудно бывает выдержать такой формат. В то же время следует поддерживать спонтанность высказываний, — они есть некоторые открытия в себе чего-то нового.

Другой, более «продвинутый», вариант третьего пути — это вариант арт-терапевтических групп. Каждое занятие может иметь какую-то, пусть даже достаточно широкую, тему. На самом деле тема уточняется в зависимости от того, что сейчас наиболее актуально для участников. Некоторые начальные, разминочные занятия способствуют снятию стереотипных представлений, условно называясь «распредмечиванием», уходом от привычных форм. В занятии это выглядит как «рисование мелодии» линиями и цветами, «разговор с близким человеком» через рисунок и т.д. Эти задания постепенно приводят участника к смещению внимания от готовых «внешних» форм (высказываний, оценок, выбора предмета) к слушанию внутреннего состояния, переживаний. Одновременно снимается барьер перед кисточкой и карандашом (повальное школьное приобретение — «я не умею рисовать»). Это все приводит участника к понимаю того, что у него есть ресурс.

Творчество — это мощный психический процесс, деятельность, способ создавать свой индивидуальный, особый мир, самопроявление в наиболее непосредственном виде. Творчество очень ресурсно. Это стихия огня и света. Поэтому основная проблема ведущего — это удержание меры, чтобы было достаточно светло, но не было пожара.

Наличие ресурса создает опору для выявления проблем (ведь человек может задать себе тот вопрос, ответ на который у него уже бессознательно есть). Безусловно, большое значение имеет и поддержка группы. Нередко именно участники группы и провоцируют во­прос: «А почему ты видишь это таким?» Или чаще — «в твоем рисунке я вижу…» С четвертой-пятой встречи более определенно может вырисовываться тематическая направленность именно этой группы. Но любая встреча — это наполненный творческий акт, это всегда прохождение темы от неопределенности к форме, поэтому это всегда неожиданность. Чтобы было понятно, привожу в пример тему «Туман в моей жизни». Начинается работа с рисования цветных клякс. Затем эти листы откладываются на просушку, и мы смотрим мультфильм «Ежик в тумане». Обсуждаем вопросы: какой момент показался наиболее напряженным; пошли бы они в туман, как ежик, или не свернули бы с привычного пути; как они относятся к туману в реальности, к туману внутри себя; с чем ассоциируется туман и прочее. Затем мы возвращаемся к кляксам, и я прошу разглядеть контуры того, что они там найдут, и эти контуры обвести, превратив их в фигуры. А вот дальше может быть по-разному. Бывает так, что найденные образы относятся к недавно пережитому конфликту (иногда один к одному); бывает, что образы открывают тему (и проблему) человека через сказочный образ («синей бороды» или «золотого ключика»); бывает, что изображен сам сюжет, и опираться следует на взаимодействие образов — или даже не образов, а символов. Бывает совсем что-то непонятное. Например, у одной участницы образы получились очень маленькие, со спичечную головку. Почему — было непонятно. А через некоторое время она узнала, что беременна. Большую помощь могут оказать метафоры. Так, одна участница рисовала барана, и хоть в непроявленном виде образ был больше похож на собаку, она все равно рисовала барана, лезущего в гору. А рядом была сова. Напросилась метафора «быть мудрой как сова, чтобы перестать быть упрямой, как баран». Отношение к туману и персонажам из мультфильма (Сове, Медвежонку, Сому) связано с тем, что человек потом находит в своем тумане, поэтому предварительный просмотр и обсуждение актуализируют какую-то направленность, мотив. Проблема с партнером — как правило, значим образ Медвежонка. Неприязнь к туману, восприятие мультфильма как мрачного — актуализация страхов. Недовольство Ежиком — проблема отношения к себе.

Представление о себе и своих проблемах наполняется достоверностью, если их узнаешь через свое же творчество. И дальше еще один важный момент. Нельзя казнить — помиловать! Арт-терапия не может быть диагностическим методом, когда силы направлены на то, чтобы выловить за хвост проблему и дальше разбираться с ней словами и убеждениями. Нет! Предоставьте бессознательному, невыразимому дальше что-то с этим добром делать. Доверьтесь себе, мудрому. Пусть рисует и сочиняет дальше и обнаруживает — о чем рисует, о чем сочиняет. Одна участница долго проявляла амбивалентное отношение к своей жизненной ситуации — бессознательно она уже нашла решение и была готова к нему, но сознательно относилась иначе. И принимала решения больше под воздействием стереотипных суждений и страхов (т.е. по объективной логике), нежели внутреннего самоощущения. Длительное время у меня было беспокойство за нее, поскольку потенциально она была уже больше и мудрее ситуации, но уговаривала себя, что ей следует оставаться в «узких рамках». На одном из последних занятий в рисунке было обозначено, что свое будущее она видит, оно уже определено. Сама она этого не заметила, и когда ей дали возможность это увидеть (скорее намеком, чем суждением), на следующий день она сказала: «Я так и не поняла, о чем вчера шла речь. Я просто не помню». А затем, через несколько месяцев, ее нарисованное будущее воплотилось в жизнь.

И «психологическое кино», и «арт-терапия», и другие программы этого направления дают возможность человеку найти внутри себя то психологическое пространство, в котором будут рождаться вопрос за вопросом.

 Яновская Лариса — координатор донецкой учебной площадки МИЭК, кандидат психологических наук, доцент (г. Донецк).

(Данные об авторе — на момент выхода статьи)

Опубликовано в журнале «Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия», №17, 2010.