Дети и хоспис
В 2010 г. во время экзистенциального путешествия на тему «Болезни близких» произошла моя первая встреча в Санкт-Петербурге, в первом в России хосписе с его организатором — Андреем Владимировичем Гнездиловым.
Этот уникальный человек лечит души умирающих, помогает их близким. Он — сказочник, дарящий встречу с куклами, сказками, исцеляющий боль и страдание колокольным звоном, а зачастую просто своим присутствием.
Хоспис — это необычная больница, где свою последнюю помощь получают неизлечимо больные люди или просто одинокие старики, до которых никому нет дела.
Хосписное движение — что в России, что в Украине — имеет весьма печальный вид. Умирающие, так же как и сироты или дети, брошенные своими родителями, с одной стороны, на словах всем не безразличны, о них много говорят и пишут, а с другой стороны, практической, — проблему решить не удается.
Когда я заглянула в глаза смертельно больных людей и увидела не только боль, но жизнь и радость, не смогла отвернуться, забыть или сделать вид, что со мной этого не происходило. Пришло ощущение того, что можно что-то делать, чтобы окончание жизни людей было светлым, счастливым и наполненным.
Ко мне пришла идея — привезти в хоспис подарки. И именно подарки, сделанные руками детей.
За час в телефонном режиме удалось найти два коллектива детского творчества, которые откликнулись на просьбу о помощи. На детском конкурсе чтецов я подружилась с учениками воскресной школы, которые также присоединились к идее помощи хосписным больным. Энергия смерти не должна приумножаться. Смерть облегчается верой и улыбкой. Как говорил А.В. Гнездилов: «Смерть теряет свою силу, когда, глядя на нее, улыбаются». Я чувствовала, что именно дети могут искренне, ничего не прося взамен, делиться этой живой радостью.
И вот наступил такой момент жизни, когда я задумалась над тем, возможно ли говорить о смерти со здоровыми людьми? Имею ли я право показывать эту, печальную, сторону жизни детям? Не слишком ли это тяжело для них? Ведь жизнь идет своим чередом для каждого. Нужно ли задумываться о смысле жизни и смерти, о помощи другим, тем, кто в ней нуждается, если это не касается конкретно нас в данный момент?
Передо мной встала задача — объяснить детям смысл своего плана. Я стала изучать информацию о хосписах, историю их возникновения. Перед первым разговором сильно волновалась, понимая, что готовлю встречу детства, с его светлым будущим, и старости, с ее потерями и не исполненными надеждами. Сложное понятие «паллиативная медицина» тогда удалось донести руками. Процесс изготовления подарков для хосписных больных и беседа с детьми проходили сквозь призму слов профессора А.В. Гнездилова: «Важно не чувство любви, а состояние любви. Больной считывает настроение, в котором вы приходите к нему. И вместо помощи вы можете принести страдание».
«Паллиатив — это обволакивание любовью тех больных, которым поставлен смертельный диагноз», — так начала я когда-то разговор с детьми, и ребята сами стали говорить.
— А у меня бабушка умерла от рака.
— А у меня сейчас дедушка болеет раком.
— Ты знаешь, как можешь помочь ему?
— Да! Теперь я буду с ним больше разговаривать и буду слушать его истории.
Это говорили дети пяти-двенадцати лет. И это был ценный разговор. В перерыве плакала преподавательница: ее семья не стала исключением в своем горе.
Работа по дарению огонька света и искры радости закипела.
— Какая красота! Мне бы таких ангелов!
— Так мы вам и рисуем!
Ребята рисовали поделки на стекле, сделали несколько картин, мягкие игрушки, а также изготовили поделки из бумаги. Удивительно трогательные и чистые подарки — как частички детских душ. Все открытки были подписаны. Я не могла остаться в стороне и приготовила красивую коробку, куда сложили часть подарков и открытки. В последний момент, уже на лестничной площадке, я заметила, что на дне коробки лежит маленький осьминожек из бисера.
Мы взяли подарки и тихо направились в отделение. Почему тихо? Не знаю. Казалось, каждый шаг нарушает таинственную гармонию этого места, вкрадывается в чью-то историю, творимую в данный момент. Первая палата. Доктор представил нас: «Студенты с Украины, приехали к вам с подарками», — и глазами дал разрешение подойти.
Он лежал на кровати, несмело, но приветливо улыбался. Пожилой мужчина, Александр Николаевич.
Я поздоровалась и спросила:
— Какой ваш любимый цвет?
В ответ — тишина. Он поднял вверх глаза и о чем-то задумался. Мое сердце, казалось, остановилось в этот момент его тишины.
— Когда я был молодым, я любил цвет черного моря… Синий.
Сердце снова застучало…
— У меня для вас есть подарок.
Я стала искать в коробке открытку синего цвета.
— Хоть немножко похоже?
Там была надпись: «Храни вас Бог! Я молюсь о вас. Богданчик».
Тишина… Слезы медленно скатывались по лицу. Его кожа была нежной, тонкой, мягкой, морщинки под глазами сложились лодочкой. Он стал вспоминать свою молодость, как приезжал к сестре в Крым, как хорошо плавал. И тут я чуть не подпрыгнула от радости. Я вдруг вспомнила!
— А у меня еще для вас, специально для вас, есть подарок!
— Ну, что вы! Другим не хватит.
— Не волнуйтесь, хватит!
Я вспомнила про «совершенно случайно» проникнувшего партизана — осьминога. Он был фиолетового цвета, из бисера, маленький, в половину моего пальца. Я надела его на мизинец.
— Узнаете? Житель Черного моря приехал к вам в гости!
Ребята рассказывали, что когда мы перешли к кровати другого пациента, Александр Николаевич надел осьминога на свой мизинец, смотрел на него, а слезы, соленые слезы, наверное, напоминали о счастливом времени молодости и любви, о Черном море. В эти моменты для меня стали понятны слова профессора А.В. Гнездилова: «Жизнь — это не прожитые годы, а то, что запомнилось».
Другой, средних лет мужчина, был не в настроении. Боль буквально витала в воздухе. Жена его обнимала и плакала, что-то признательное пытаясь тихо шепнуть мне на ухо.
Была бабулечка, которая, только отобедав, светилась от счастья и благодарности докторам: «Тут так хорошо лечут! Как хорошо лечут! И кормят вкусно!»
В палате пахло рыбной котлетой, а мы все были в восторге от седовласой бабушки в цветной шапочке. То ли эта шапочка дарила старенькой женщине силы, то ли бабушка наполняла все и всех своей радостью, расцвечивала пространство радугой жизни…
Поразил случай в зимнем саду хосписа. Нам навстречу, медленно передвигаясь, шла средних лет женщина. Дочь поддерживала маму. Обе они улыбались, и в голове не укладывалось, что эта женщина, еще совсем молодая, умирает. Что каждый ее шаг может быть последним…
…Все здесь было непередаваемо трогательно, щемило сердце, иногда казалось, что ты не дышишь.
Со-чувствие — совместное чувствование чужой боли — есть облегчение боли страждущего. Ты сам в этот момент общения, разделяя чувство страха, немощности, неизвестности, очищаешься внутри — через проживание, через сострадание, через соприкосновение.
И больной, когда ты входишь в палату, понимает, что он не одинок. Он чувствует, что ты берешь его боль на себя, разделяешь ее с ним. И никто не ответит точно на вопрос, для кого из вас эта встреча важнее.
Этот опыт дарения маленькой радости умирающему человеку стал огромным переживанием для всех, кто присутствовал здесь и сейчас. Я уверена, что в сердцах и мыслях каждого из нас, отношении к жизни и к людям, к боли и страданию, к страху смерти и к страху жизни — много изменилось.
В моем сердце давно жила мечта — познакомить своего сына со Сказочником, Андреем Владимировичем Гнездиловым. При встрече с ним он глотал его каждое слово, не сводя с него взгляд. Поздно вечером он подошел ко мне с горящими восторгом глазами:
— Мама! Представляешь, Замку сто десять лет!
У меня в голове закрутились мысли про дом, где находится квартира Андрея Владимировича — мастерская его матушки. — В смысле, этому дому сто десять лет?
Сын, в отчаянии от маминого непонимания, округлил глаза:
— Замку, мама, сто десять лет!
Я чуть не заплакала. Встреча состоялась! Это и есть с-частье.
Опыт соединения брошенных сердец
Хоспис в моем родном городе. Наверняка обретение его в своей жизни и организация туда поездок — это тот благой отклик от встреч с необыкновенным доктором Андреем Владимировичем Гнездиловым из санкт-петербургского хосписа и с его больными.
Мое служение в интернате иногда хочется назвать мучительным, так как действительно наступают в работе моменты, когда опускаются руки от бессилия и ощущения безнадежности, бесполезности всего. Воспитанники школы — это дети-сироты и дети, оставленные своими родителями, дети, родители которых лишены родительских прав по разным причинам, а также дети, родители которых отбывают наказание в местах лишения свободы. Эти дети получают государственную заботу и внимание, но не имеют главного в своей жизни — семьи.
Я как-то сделала одно заключение: психиатрическая больница, тюрьма и детский дом — это одно и то же, по своей сути. Ты живешь по графику, ты числишься в списке, ты сам себе не принадлежишь, ты полностью зависим. Есть люди, которые решают все за тебя, и, по большому счету, тебе не нужно ни о чем думать и ни за что отвечать.
В душе интернатского ребенка живут два главных чувства — обида и одиночество. От обиды на жизнь начинается месть — в виде пренебрежения правилами, нарушений распорядка, побегов; унижение слабых, подчинение сильным. Постоянное ожидание возвращения в семью или обретения новой семьи рождает зависть и агрессию к тем, кого все же «забирают». Закрытость учреждения порождает замкнутость души. Отсутствие навыков социального ориентирования приводит к отсутствию самостоятельности, самоорганизации, банальной ответственности за личные вещи, неспособности распоряжаться финансами. Переживание пустоты, бессмысленности жизни, переживание невыносимости тягучести времени. Каждый день — «день сурка». Отсутствие понятия «ценность», приоритет потребленческих мотивов, отсутствие мотивации учения, достижения, деградация воображения. А самое страшное — отсутствие благодарности.
Искусственное создание видимости семьи не помогает найти себя, познакомиться с собой. Правила и запреты, требования соблюдать дисциплину напрягают, но есть надежда, что «скоро я отсюда выйду».
Это мифическое счастье «выхода на свободу» жизнь многим откорректирует. Как говорит печальная статистика, восемьдесят пять процентов выпускников школ-интернатов находят способ вернуться к привычному для себя режиму жизни. Это тюрьма.
Но главное — это боль. Боль негативного прошлого опыта, которую не хочется вспоминать, осознавать, признавать, прощать. Либо другая сторона: бравада и полное безразличие.
Вот такая она, детдомовская реальность…
И приходит мысль — организовать поездку в хоспис для своих интернатских детей.
Встреча была назначена на 1 октября 2012 года — это всемирный день людей преклонного возраста. Важным было то, что мы сами можем стать для кого-то поддержкой и опорой.
Мы приготовили рисунки, поделки. Срезали красивый букет роз. Хоспис далеко от интерната. Но автобус был оплачен — помощь неожиданным образом пришла, ведь случайностей не бывает.
По дороге успели обсудить основные сожаления умирающих людей: о чем они жалеют, что не успели, чего не смогли в течение жизни. Дети провели параллели: у многих из них самих тоже нет смелости жить; страх будущего, в большинстве случаев, парализует мечты.
Дети, воспитанные в интернате, с трудом выражают свои чувства. Их толстокожесть и безразличие — это средство защиты от унижения души, поэтому они боятся раскрываться и показывать свою ранимость, боятся новых унижений.
Не все дети имеют друзей, надежную опору в отношениях — они и сами не могут ее дать. Предательство родителей, разочарование, чувство брошенности закупоривают эмоции. Почти никто из ребят не мог самостоятельно, без подсказки, описать и обозначить словами свое переживание, свои чувства. Но каждый из них мечтает о счастье.
Первая встреча. Она была одна, но бодро говорила, верила и благодарила тех, кто рядом с ней. Она не проронила ни одной слезинки. Она улыбалась и светилась благодатью, прикасаясь к нам своей верой.
Мы посетили тогда семь палат, в которых были одни старики. Важным для ребят было узнать, что почти все пациенты брошены своими детьми в стенах больницы: не только родители бросают своих детей, но и дети способны причинять боль родителям.
Девочки дарили цветы, а в ответ получали слезы умиления, смешанного с горестью, жалобы на боль, претензии к государству. Одна бабушка от нахлынувших воспоминаний стала очень громко петь песни. Для нас это было целым событием, а медсестры опускали глаза. Она часто поет от мучительной обиды на сына, который так и не приезжает. Девочки, хоть и были психологически подготовлены к поездке (да и перед входом в очередную палату я интересовалась их эмоциональным состоянием), но надрывная песня отчаяния брошенной матери произвела на всех неизгладимое впечатление.
Заведующий отделением рассказал истории пациентов, услышав которые понимаешь — безвыходных ситуаций не бывает! Что бы ни происходило, со всем можно справиться, каждая ситуация дается нам не просто так. Рак — это не приговор, и он излечим.
Эта встреча донесла, и не только детям, такую истину: чтобы помочь ближнему, нуждающемуся, страждущему человеку, не нужно уметь делать что-то специальное, для этого не нужно много времени. Забота о ближнем — это наша любовь и доброта. Это способность прикоснуться и почувствовать боль и страдание другого. Наше чистое намерение подарить минуты своего времени тому, кто в них нуждается, всегда найдет отклик в душе. Теплые слова и простое присутствие стали настоящим и, может быть, самым лучшим лекарством для пациентов отделения.
Мы уезжали домой в тишине.
Сейчас поездка в хоспис нашего города уже становится традицией — в этом учебном году она была включена в годовой план работы.
Я пригласила в кабинет девочек, которым хотела предложить эту поездку. Рассказала вкратце о хосписе, о людях, которые там находятся, о том, какую помощь и радость мы дарим им своим присутствием. Чувство одиночества укорачивает им жизнь, а дети способны подарить ощущение нужности и небезразличности — хоть минуту. Рассказала о поездке прошлого года. Объяснила, почему предлагаю поехать именно им, показала часть приготовленных другими детьми подарков. Девчонки всплакнули.
Еще я им рассказала о том, как по промыслу Божьему находятся благотворители для таких встреч. Каждое чистое намерение действительно находит свое воплощение.
И вот 1 октября 2013 года в хоспис больницы № 19 города Донецка приехал микроавтобус. Нас было много: дети и преподаватели из интерната, дети из воскресной школы, семья священника, моя подруга Лена, с которой мы создаем фильмы и мероприятия для детей-сирот. Именно Лена помогла мне в создании всех фильмов, вместе со мной проживала все истории. Именно благодаря нашему общению я решилась организовывать семинары профессора А.В. Гнездилова.
В хоспис приехали только те дети, которые своими руками изготовили подарки. Важно, чтобы ребята действительно подарили часть своей души, свой труд. Я учила их делать обереги, а они научили меня изготавливать куклы-мотанки.
В отделении находилось двадцать пациентов, и каждому мы приготовили пару кукол: мальчика и девочку — как символ наполненности, счастья и любви.
Уже в кабинете заведующего отделением мы продолжили начатую в кабинете психолога беседу о смысле жизни, о помощи нуждающимся, о последствиях наших поступков, о добре и зле, о вере и неверии, о чувстве вины и долге.
На праздник Покрова Пресвятой Богородицы ребята с воскресной школы привезли в хоспис целый спектакль. Нам хотелось поделиться теплом, а старики просили кусочек хлебушка… Прятали свою булку под одеялом — и как дети, рано оторванные от груди, сосут палец от одиночества — тайком сосали беззубым ртом хлебную краюшку.
Я стала думать о том, надо ли говорить ли о смерти с детьми. Надо.
После знакомства с Андреем Владимировичем Гнездиловым я осознала, что смерть может быть достойной.
Это были встречи одиноких и брошенных сердец: с одной стороны — старики, оставшиеся без попечения, любви и заботы своих жестокосердных детей, а с другой — интернатские дети, лишенные жестокосердием своих родителей любви и заботы, надежды и опоры в жизни.
Такая необычная встреча, встреча тех, кого не любят, встреча тех, кто оказался ненужным, встреча одиноких и поэтому так друг другу понятных сердец: одиноких стариков и одиноких детей — может оказаться спасительной для всех них.
Что они смогут прочувствовать в момент сближения? Смогут ли они понять и простить друг друга — для того, чтобы стать вновь счастливыми?
Старики и дети могут взаимно исцелять друг друга в обретении родителей и детей, через такие встречи восполнять утраченное, дарить друг другу надежду и любовь, обретать свою часть, а значит — счастье. Старики — часть любви своих детей (в интернатской детской любви) — для вечной жизни, и дети — часть любви своих родных родителей (в слезах любви и благодарности умирающих стариков) — для полноценной взрослой жизни. Без обид и упреков, теперь они всегда могут обретать друг друга через такие встречи.
Многие спрашивают, не боюсь ли я хосписа и почему, работая с детьми, все равно возвращаюсь в это место и везу туда детей?
Попав в хоспис и пережив там важные минуты, я стала воспринимать смерть по-другому. Сейчас для меня не актуален вопрос о страхе смерти. Для меня важен вопрос, как прожить жизнь так, чтобы умереть на любящих руках… Чтобы эти любящие руки оказались рядом в нужное время…
Ковалева Инна — психолог экзистенциального направления, слушатель МИЭК, работает практическим психологом в детской школе-интернате (г. Донецк). (Данные об авторе- на момент выхода статьи)
Опубликовано в журнале «Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия», №23, 2013.
