"Наши" на I Всемирном Конгрессе по экзистенциальной терапии

Один наш бывший слушатель стал торговцем китайским чаем, создал чайный клуб, проводил положенные церемонии и даже придумал специальный вид психотерапии, с этим связанный. Словом, взялся за дело серьезно. За чаем он ездил в китайскую глубинку, познакомился с разными интересными людьми. И вот как-то в глубинке он встретился с одним соотечественником, ростом под два метра, вместе с переводчиком пробирающимся в школу по обучению кун-фу, расположенную в какой-то деревне в китайских джунглях. Наш бывший слушатель оказался человеком любопытным, не мог упустить такой шанс и увязался за любителем кун-фу. Любитель был бывшим тренером по боевому самбо, т.е. не последним человеком в своем борцовском деле.

Они добрались до места, и самбист обратился к учителю кун-фу с просьбой принять его в школу. Учитель (а это был улыбчивый невысокий толстячок, по виду лет шестидесяти) предложил показать, что тот умеет. Самбист помялся-помялся и начал показывать. В результате показа он все время оказывался на земле.

Когда представление закончилось, то он просто взмолился, чтобы Учитель взял его в свою школу. За любые деньги.

И тут китаец сказал замечательные слова, которые потрясли нашего бывшего слушателя. Китаец сказал, обращаясь к самбисту: «Ну, что вы к нам все ездите и ездите, все просите и просите научить?! Что, у вас там ничего своего нет, что ли?!»

* * *

С 1990 года я бывал на разных международных мероприятиях по психологии и психотерапии. В течение всех этих времен специалисты из Советского Союза, а потом и из разных стран, образовавшихся на месте бывшего Советского Союза, смотрели на коллег из-за рубежа снизу вверх, учились у них, учились и учились. И зарубежные коллеги с радостью включались в этот процесс нашего просвещения.

Удивительно было следующее: зарубежные психологи и психотерапевты никогда не интересовались, а есть ли у нас что-то свое. Они вели миссионерскую деятельность в психотерапии с полной уверенностью, что у нас ничего и не может быть своего и что нас надобно колонизировать и обратить в правильную веру.

Помнится, в 90-е в Москву с лекциями приехал известный австрийский философ Фритьоф Капра. И когда ему сказали, что то, что он говорит, в лучшем случае является повторением малой толики философских идей Г.П. Щедровицкого, он невероятно удивился. В его представлениях в Советском Союзе не могло быть никакой гуманитарной мысли в принципе.

И когда начал готовиться I Всемирный конгресс по экзистенциальной терапии и меня включили в его оргкомитет, то я решил предъявить на конгрессе русскую школу экзистенциальной терапии, предъявить миру наших учителей А. Алексейчика и А. Гнездилова и показать наших людей, их продолжателей.

И на моей памяти это было первое мероприятие, на котором наши люди не учились у иностранных коллег, а показывали тем, что они умеют.

И это получилось несмотря на то, что многие наши люди, собиравшиеся предъявлять свои разработки на конгрессе, не смогли приехать.

Для нас путь к конгрессу оказался, быть может, важнее самого конгресса.

Началось все с постановки вопроса перед слушателями и выпускниками МИЭК — кто хочет ехать на конгресс и что он там собирается показывать? Хотело ехать более пятидесяти человек. Создали свою группу в Linked in и начали обсуждать подготовку. И тут выясняется, что председатель оргкомитета конгресса Эмми ван Дорцен сняла для конгресса один из лучших конгресс-холлов Лондона — конгресс-холл Вестминстерского аббатства, иными словами, главный зал церковных собраний англиканской церкви, и поэтому регистрационный сбор за участие в конгрессе непомерно высок для наших людей, особенно учитывая развернувшуюся с 2014 г. галопирующую инфляцию и девальвацию национальных валют в России и в Украине. Если сюда добавить визовые расходы при оформлении поездки в Великобританию и стоимость проживания в Лондоне, то начинало казаться, что поездка на конгресс — это не для наших людей. На первый взгляд. И это легко прослеживалось в возникшем обсуждении. Но постепенно люди пришли в себя и начали воспринимать сложившуюся ситуацию как вызов судьбы — началось обсуждение, почему мы не можем заработать достаточное количество денег или почему мы не можем себе позволить потратить имеющиеся у нас деньги для того, чтобы побывать на таком мероприятии.

К конгрессу в результате осмысления своей жизни перед лицом «финансового вызова» начала готовиться группа наших людей — более тридцати человек. И если кому-то из них в дальнейшем не хватало денег на конгресс, то помогали с деньгами им коллеги.

Важнейшим делом на конгрессе виделось — представить там Александра Ефимовича Алексейчика и Андрея Владимировича Гнездилова. Реальность была такова, что зарубежные коллеги совершенно их не знали. А чтобы «прописать» их в мировой элите экзистенциальной терапии, нужно было, чтобы они попали в программу преконгресса. Письменные переговоры с программным комитетом по этому поводу ни к чему не приводили. Они их не знают, и все тут.

В программе преконгресса я был прописан автоматически — наверное, как член оргкомитета. И единственным способом сделать так, чтобы в программе появился А.Е. Алексейчик — это делать с ним совместную группу на преконгрессе (к сожалению, Гнездилова в программу преконгресса включить оказалось невозможно). Но чтобы эта группа состоялась, было недостаточно простого появления ее в программе, необходимо было, чтобы на нее записалось достаточное количество участников конгресса.

Эта ситуация начала обсуждаться среди тех наших людей, кто готовился к поездке на конгресс. В результате обсуждения наши люди решили приходить на группы, семинары, симпозиумы, выступления своих коллег и как-то их поддерживать. В том числе записались в большом количестве на группу А.Е. Алексейчика. Это впоследствии оказалось очень существенным, так как из зарубежных коллег на группе появилось всего четыре человека, из них две наши бывшие соотечественницы.

Кстати, такое участие в мероприятиях «своих» — людей, знакомых с данной формой работы, помогало быстрее понимать, что происходит, и включаться в работу зарубежным коллегам. Это невероятно помогло во время презентации Андрея Владимировича Гнездилова, во время экзистенциального театра Ирины Ивановны Власенко, во время моего семинара «Экзистенциальный проект “Память будущих поколений”».

Недавно в разговоре с коллегой, входящей в руководство Восточно-Европейской ассоциации экзистенциальной терапии, я заметил, что на конгрессе никто из приехавших туда немногих членов Ассоциации даже близко не подходил к Алексейчику, не присутствовал на его мероприятиях. Она мне говорит, что они «на него и так насмотрелись, зачем еще и в Англии к нему ходить». Ответ — невероятно интересный, симптоматичный. Мы ехали точно не чтобы смотреть.

Доклад Алексейчика на конгрессе был на тему «Мы как часть Я». И мне кажется, тема доклада материализовывалась по мере нашей подготовки и участия в конгрессе.

При подготовке к конгрессу и во время конгресса складывалось «Мы».

При подготовке к конгрессу самые разнообразные препятствия начали образовываться на пути к участию в конгрессе тех наших людей, кто попал в его программу. Последнее препятствие — казалось бы, непреодолимой силы — возникло, когда пяти нашим докладчикам было отказано в визе, а у одной, жительницы Крыма, заявившей в программу конгресса мастер-класс, вообще не приняли документы на получение визы. В том числе отказали в визе руководителю симпозиума «Экзистенциальные проблемы беженцев» Екатерине Денисковой — выпускнице МИЭК, беженке из Донецка, ныне проживающей в южноукраинском городе Херсоне.

У этого симпозиума была интересная судьба — его задумала Наталья Пушкарева, наша выпускница, учившаяся на донецкой площадке МИЭК, которая оказалась беженкой и нашла с семьей пристанище под Санкт-Петербургом, в России. Но оказалось, что она не имеет права в течение года выезжать из России, предоставившей ей временное убежище. Тогда она передает свои замыслы Екатерине Денисковой, в организацию симпозиума включается еще одна беженка из Донецка, наша слушательница Светлана Проскурня, переселившаяся в Киев. И Денисковой, и Проскурне британское консульство отказывает в визах. Причем по самым невероятным основаниям. Например, Екатерине Денисковой чиновник написал в мотивировке отказа, что не обнаружил ее в программе конгресса.

Недолго Денисковой и Проскурне пришлось переживать полученный удар — одна из наших слушательниц, готовящаяся к поездке на конгресс, при внимательном рассмотрении Программы обнаруживает, что в день преконгресса Ирвин Ялом читает лекцию по скайпу. Значит, чисто технически это возможно! Мы выясняем у руководства оргкомитета — «да, возможно». И принимается решение: Денискова и Проскурня вдохновляются картиной Репина «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану», берут благословление и начинают готовиться к проведению симпозиума через скайп — в сочетании с тем, что третья их коллега, гражданка Беларуси Вероника Антимоник сумела получить визу и будет присутствовать на симпозиуме лично.

Когда это случилось, вдруг стало ясно, как можно поддержать наших докладчиков, не сумевших появиться на симпозиуме. Те, кто получил визу, взялись делать доклады вместо не сумевших попасть на конгресс (из-за неполучения визы или из-за внезапно возникших сложных жизненных ситуаций)!

Интересно, что когда я написал в руководство оргкомитета о том, что одни люди будут читать доклады вместо других, то это вызвало недоумение — как это возможно? И тогда возник к ним вопрос: «Если человек не может присутствовать на конгрессе физически, но будет присутствовать интеллектуально, душевно, духовно — через другого человека, то разве это плохо? Разве это не экзистенциально? И как это должно поддержать тех, кто не сумел попасть на конгресс!» И руководство оргкомитета согласилось! Хотя в заключительном варианте программы стояла одна фамилия — фамилия того человека, который доклад читал. Поэтому наши люди перед докладом коротко рассказывали аудитории об авторе доклада.

Так складывалось «МЫ».

* * *

Что стало виднее мне на конгрессе? Отличие нашей экзистенциальной терапии от той, которая развивается нашими коллегами в Европе и в Америке.

Вот одно отличие — отношение к словам.

Словам после XХ века у нас безусловного доверия нет. Слова у нас в культуре обесценились — за словами может стоять все что угодно. Любое утверждение у нас проверяется действием.

Если говорить языком философии — для нас XХ век был веком симулякров, где абсолютно все слова выражали что-то другое. Люди у нас часто учились не выражать, а скрывать свои мысли.

И Александр Ефимович Алексейчик побуждает проявиться человека в действии: «Ты объявил себя толерантным? Прояви!» И начинает с жаром критиковать лесбиянство (!!!) — будет ли клиентка толерантна к этой критике или она толерантна только к лесбиянству? «Ты объявил, что твои проблемы — проблемы с вертикалью власти? Прояви!» И начинает иронизировать, иронизировать и иронизировать над клиенткой. И тут начинают проявляться проблемы — и совсем не с вертикалью власти. «Ты объявил, что твои проблемы — отцовство?» И тогда вдруг начинает на наших глазах материализовываться фильм А. Звягинцева «Возвращение» с жестким мужским воспитанием — благодаря которому мальчики научаются выдерживать удары судьбы. И тут-то и проявляется, что проблемы клиента — в изнеженности, в недостатке мужественности, в нестремлении к ней.

Проходит семинар «Этика и психотерапия». Ведущий рассказывает и рассказывает про ту этику, про другую этику, все рассказывает и рассказывает. И тогда Алексейчик вытаскивает кошелек, вытаскивает из него какую-то значимую сумму, кажется 200 фунтов, бросает их и говорит: кто возьмет — того и деньги, но с условием — поднять надо этично. Прояви свою этику! И начинается совсем другой семинар.

Альфред Лэнгле объявляет, что в отличие от Виктора Франкла он не ограничен религиозной верой и открыт всему. Тогда А.Е. Алексейчик выходит и предлагает ему расположить себя на шкале, где с одной стороны «полное безверие», а с другой — «вера», между ними — много разных делений, «недоверие», «доверие» и т.д. И тут выясняется, что А. Лэнгле открыт чему угодно, но только не этой шкале, только не человеку, предлагающему расположить себя на шкале.

Повышенное внимание к словам, к интонациям, к рассказам, на мой взгляд, сопровождалось тем, что происходящие события ускользали из поля внимания коллег.

Вот характерный пример. Идет секция, где с докладом «Мы как часть Я» должен выступать А.Е. Алексейчик и со своим докладом должен выступать я. На доклад дается 20 минут. У Алексейчика заявлено, что доклад будет по мотивам русской философии, в том числе и по мотивам экзистенциализма Ф.М. Достоевского. Он выступает 20 минут, и времени не хватает. Тогда я сообщаю, что отдаю ему свое время — еще 20 минут. В этот самый момент в аудитории поднимается наш зарубежный коллега и спрашивает: «Когда же начнется Достоевский?» Я говорю, что Достоевский начался, что он только что материализовался в действии, так как я свой доклад готовил полгода, переводил его на английский, тренировал произношение, а нынешней ночью сокращал его, чтобы уложиться в 20 минут — и вот спокойно, даже с радостью уступаю свое время А.Е. Алексейчику, моему коллеге, другу и учителю. Я с удивлением обнаружил, что происшедшее событие не интерпретировалось, интерпретировалось только содержание доклада.

Последний день конгресса. Секция «Духовность и смысл». Выступает 20 минут с докладом конфликтолог, потом выступает 20 минут с докладом о навигации в лабиринтах духовности наш коллега, экзистенциальный терапевт, а потом нашему товарищу, преподавателю МИЭК, на его доклад и еще одной коллеге на ее доклад остается по 7 минут, так как секция длится 55 минут. И у меня возникает вопрос к тому человеку, который 20 минут рассказывал о духовности — как то, что он рассказывал, соотносится с тем, что он только что забрал чужое время? В ответ — недоумение: «А почему то, что я рассказывал, должно иметь какое-то отношение к тому, как я поступаю?»

Несколько удивительных встреч.

Чилийка, чьи предки из первой волны русской эмиграции, читающая наш журнал.

«Тихий китаец», руководитель экзистенциального института «с китайской спецификой», в конце конгресса отозвавшийся: «Вы здесь были самыми живыми».

Замечательный шотландец, ученик Рональда Лэйнга, посмотревший фильм об Алексейчике и его последователях и бурно прореагировавший — Алексейчик напомнил ему его учителя, и он предложил нам «дружить домами».

Немец из бывшей ГДР, подошедший ко мне после собрания, на котором обсуждалось создание Европейской ассоциации экзистенциальной терапии. На этом собрании я удивлялся, что народ, не обсуждая насущных проблем своего взаимодействия («чем мы можем быть полезны друг другу?»), сразу же стремится построить организацию. Причем весь смысл этой организации — вступить в Европейскую ассоциацию психотерапии (ЕАП), чтобы иметь возможность выдавать стандартизованные сертификаты ЕАП. А ЕАП увеличение количества членов нужно, чтобы стать более заметными в глазах европейской бюрократии — Еврокомиссии. Я сказал, что это мне напоминает мое пионерское детство. И вот ГДРовец подошел сказать, что у него те же чувства.

Человек с юга Италии, подошедший ко мне как человеку с юга России и высказавшийся о том, что северные люди не очень-то могут понять нас, южных.

Кирк Шнайдер, который подошел к нам и спросил, как, на наш взгляд, лучше организовать диалог.

И стало понятно, что надо ездить друг к другу. Что надо для начала пригласить на апрельский семинар Алексейчика тех, кто пошел с нами на контакт, и обеспечить каждого индивидуальным переводчиком. А дальше — видно будет.

Эмми ван Дорцен удалось сложнейшее организационное действие — собрать вместе представителей нескольких школ экзистенциального праксиса, обеспечить в течение четырех дней их взаимодействие, создать организационные основы для будущих наших встреч и взаимодействия. Жалко, что Эрнесто Спинелли не смог преодолеть себя и уклонился от участия в конгрессе.

Автор - С.Б. Есельсон